Питер Одемвинги: «Иногда смотришь матч чемпионата России – и непонятно, чьи болельщики на трибунах сидят»

Единственный русский футболист в английской премьер-лиге снова играет и забивает, а также рассказывает Ивану Калашникову о красных футболках «Кардиффа», обиде Яя Туре и левой ноге Цымбаларя.

Олимпиада, братан

– Вы, наверное, один из немногих футболистов английской премьер-лиги, кто смотрел зимнюю Олимпиаду.

– К сожалению, смотрел не все, потому что как раз перешел в новую команду, адаптировался, занимался переездом. Но когда успевал – включал обязательно. Во время церемонии открытия мы ехали со «Стоком» на игру, я выскочил из автобуса первым и успел прибежать к самому концу трансляции. Был так поражен ее качеством, что даже сфотографировал экран.

Честно говоря, не ожидал увидеть такую картинку. Я же вырос в России, где все иногда такое, ну, примитивное, качества часто не хватает, а тут – шикарные трансляции.

– Какие соревнования показывали по британскому телевидению?

– Мы на базе смотрели Sky Sports, там чаще всего шел либо сноуборд, либо керлинг. Наш швед, Джон Гвидетти, постоянно смотрел хоккей. Босниец Бегович тоже присоединялся. С керлингом было смешнее всего – как только на экране появлялись спортсмены в щетками, ко мне подходил кто-то из команды и спрашивал, что это вообще за игра. Типа – я же русский, я должен знать.

– Что еще приходится объяснять на правах русского?

– На встречах с болельщиками «Стока» меня часто спрашивают про Россию, причем всегда дружелюбно. Никто не провоцирует, не стремится вытянуть негатив. Вчера вот мы были на такой встрече с нашим защитником, голландцем Эриком Питерсом. Меня спросили, сумеет ли Россия провести чемпионат мира в 2018 году, а Эрик взял и ответил за меня: «Конечно, да. Посмотрите, какая отличная там получилась Олимпиада». Ну и я добавил: Россия слишком большая страна, чтобы с этим не справиться.

– В АПЛ есть еще один игрок, который кое-что знает про Россию – Яя Туре. Недавно вы приветствовали его фразой «Как дела, братан?».

– После того матча мне позвонил тесть, сказал, что на сайте «Манчестер Сити» есть видео, где мы говорим с Туре, но никто не может понять, о чем. Потом я послушал и понял, что это как раз наш русский в микрофоны попал. Смешно, конечно, что два африканца в Англии могут вот так по-русски поболтать.

– Тем не менее Яя Туре в этом сезоне уезжал из России обиженным. Вы спрашивали его, что именно он услышал на стадионе в Химках?

– Я знаю, но повторять это не буду. Поверьте, его обидели. А он ведь не из тех, кто легко обижается – и русский знает, и в Украине отлично время провел. При этом он вряд ли на самом деле что-то имеет против чемпионата мира в России.

– Как часто вас просят рассказать о расизме в российском футболе?

– Постоянно. Самая громкая история была с моим баннером сразу после перехода из «Локо», но и потом постоянно звонили. Я не мог сказать: нет, расизма в России не было и не будет – потому что это неправда. Приходилось объяснять, что такие люди есть – и в стране, и на стадионе – но их очень мало. А многие темнокожие футболисты играют в России и при этом вполне счастливы. 

Проблема английской прессы в том, что в этих объяснениях они слышат только признание: расизм в России есть. И пишут об этом исключительно негативно. А ведь такие случаи были везде – и в Англии, в Италии, так что было бы логично весь мир уличить в расизме. Россия – моя страна, и я не хочу во всем винить только ее.

Парковка, игрок месяца

– Как вышло, что 31 января прошлого года вы провели несколько часов на парковке у стадиона «Куинз Парк Рейнджерс»?

– Днем мы договорились с «Вест Бромвичем» о трансфере. Я получил разрешение вести переговоры с «КПР», они стали обсуждать зарплату с Джуниором Хойлеттом, на которого меня фактически собирались обменять. Мы даже решили, что я оставлю им сумму полагающихся мне премиальных за то, что команда останется в премьер-лиге. А это хорошая сумма. Вдобавок я готов был им отдать часть денег от своего контракта. Я попрощался со всеми в клубе, спокойно собрал вещи и поехал в Лондон.

Ничего себе поездочка. Как Питер Одемвинги провел 31 января

– Что было дальше?

– А потом Хойлетт внезапно передумал. Но «Вест Бром» почему-то не сообщил мне, что из-за этого мой переход срывается. Представьте – я сижу в машине на парковке «КПР», звонит агент и говорит: «Езжай обратно, ничего не получится». Я не стал себя сдерживать, написал в твиттер все, что думаю – и тогда «Вест Бром» серьезно обиделся. Я же фактически обвинил их в непрофессионализме. А у нашего спортивного директора Дэна Эшворта была блестящая репутация, в тот месяц его позвали работать в FA, и трогать его было нельзя. А меня – можно. Поэтому клуб заявил, что не давал мне разрешения на переговоры.

– Но у вас же были какие-то доказательства?

– Конечно. И они об этом знали. Если бы я пошел в суд с «Вест Бромвичем», то непременно бы выиграл. Есть телевизионное интервью, где Кларк говорит о переходе Хойлетта как о решенным деле; есть смски спортивного директора «КПР», который называет поведение «Вест Брома» кошмаром. Когда я рассказал все это профсоюзу игроков премьер-лиги, там меня поддержали, но сразу после срыва трансфера судиться было невыгодно – это помешало бы легко уйти из клуба летом. А потом, в «Кардиффе», мне уже стало все равно. Сейчас я наконец могу рассказать об этом.

– Но вам самому эта ситуация не казалась подозрительной? Вы приехали туда, где вас вроде бы ждут, а пришлось сидеть в машине в десяти метрах от входа.

– Да это обычное дело. В дедлайн все часто решается в последнюю минуту, а игроки всегда должны быть готовы куда-то сорваться. Когда «Ливерпуль» покупал Энди Кэрролла, за ним в Ньюкасл выслали вертолет. У меня вертолета не было, да и повторю еще раз – я получил разрешение на эти переговоры, клуб знал, что я сижу в Лондоне и жду зеленого света, чтобы зайти в офис клуба и подписать договор.

– Почему вы вообще хотели уйти из «Вест Бромвича»?

– У меня получился очень хороший первый сезон – 15 голов, 7 передач. Я шел на тренировку и не волновался из-за того, выйду ли в основе в ближайшем матче, потому что точно знал: выйду. Ничто не отвлекало меня от игры. В следующем сезоне, когда пришел Стив Кларк, я впервые в своей карьере оказался в ситуации, когда место в команде мне не было гарантировано.

Кларк уж слишком часто менял состав без особых причин. И чаще всех от этого страдал я. При этом некоторые игроки оставались в основе, выходили на каждый матч, а я не попадал в эту группу – получается, дела в «Вест Броме» у меня пошли вниз. После матчей ко мне подходили игроки из «Челси», «Стока», других команд и говорили: «Почему ты не в основе? Ты вышел – нам сразу труднее стало». Я отвечал: «Не знаю». Болельщики, видя меня на лавке, кричали «Выпускайте Одемвинги».

– В какой момент вы решили – все, хватит?

– В ноябре 2012 года я забил два мяча «Саутгемптону», через две недели – победный гол «Челси», хорошо провел матч с «Сандерлендом», который мы тоже выиграли. Еще одной игрой в этом месяце должен был стать выезд в Уиган. Если бы я и ее хорошо провел, получил бы приз лучшему игроку месяца. Честно говоря, это для меня много значило. Я ведь в первом сезоне за «Вест Бром» получил два таких приза и стал всего лишь шестым игроком в истории премьер-лиги, который этого добился.

– Да, там хорошая компания: Гиггз, ван Нистелрой, Анри, Руни, Эшли Янг, Одемвинги.

– Так вот, для этой награды обязательно было классно отыграть все четыре матча в месяце. Я ждал игры с «Уиганом», готовился всю неделю, а накануне узнал, что не попал в основной состав. Мы выиграли. Лучшим тренером месяца признали Стива Кларка. Лучшим игроком – не меня.

Потом мне говорили, что «Вест Бром» не хотел, чтобы у меня получился еще один яркий сезон. Набить мне цену на рынке было сложно, потому что мне уже 32, и вряд ли бы кто-то заплатил 10 миллионов. Зато я, несмотря на возраст, мог делать для клуба работу на 10 миллионов – и если бы меня не держали в запасе, им пришлось бы переподписывать контракт на моих условиях.

И главное, что Кларк так поступал не только со мной. Перед его увольнением парни из «Вест Брома» говорили мне, что он потерял контроль над раздевалкой, ввязался в конфликт с Джеймсом Моррисоном и другими авторитетными игроками. Так что все закономерно.

Красная и синяя

– После «Вест Бромвича» вы оказались в «Кардиффе» – команде, впервые выскочившей в премьер-лигу.

– Предложений было много – меня хотели «Фулхэм», «Сток», «Суонси», «Кристал Пэлас»; в общем, команды получше чем «Кардифф». Но я ошибся с агентом – он не рассказывал мне о всех вариантах, а хотел пристроить меня туда, где получит комиссию побольше. В итоге я оказался в «Кардиффе», а там сразу началось непонятно что: уволили спортивного директора, у тренера возник конфликт с владельцем, игроки не понимали, что их ждет.

– На место спортивного директора в «Кардиффе» назначили 23-летнего Алишера Апсалямова, сына депутата казахстанского парламента. Вы его вообще видели в клубе?

– Алишера? Конечно, видел несколько раз. Я точно не знал, чем он занимается, думал, что кому-то там что-то советует. Мне он говорил, что раньше работал в баскетболе, проходил стажировку в НБА. Английский у него неплохой.

– Правда, что летом он красил подтрибунные помещения на стадионе «Кардиффа»?

– Нет, конечно, неправда. Он даже сам показывал нам газету, смеялся: «О, смотрите, я теперь стены крашу, оказывается». В клубе он был точно не на зарплате маляра. Наверняка как простой русский человек пошел помог кому-нибудь, а потом из этого сделали сенсацию: был маляром, стал спортивным директором. Такого не бывает даже в сказках.

– Неужели и другие рассказы о выходках Винсента Тана – неправда?

– Честно говоря, игроки за этим особо не следили, хватало того, что он явно не ладил с тренером, и обстановка в команде была довольно напряженной. С футболистами Тан совсем не общался, не заходил в раздевалку. Мы читали, конечно, о его причудах, но на себе испытали только одну. Новая домашняя футболка «Кардиффа» – красного цвета – была очень удобной, красивой, с хорошим дизайном. А вот выездная, в традиционных синих цветах – весьма средненькая. Ее и надевать-то не хотелось.

– На днях Тан решил простимулировать игроков трехмилионным бонусом, если им удастся остаться в премьер-лиге. Сколько он предлагал перед началом сезона?

– Самое удивительное, что нисколько. Нам сказали, что сам факт попадания в премьер-лигу должен нас сильно бодрить, да и зарплаты всем подняли. Но игроки уперлись: бонусы должны быть. Потому что место в премьер-лиге заметно увеличивает доходы клуба. В общем, выбили денег. Ничего плохого в этом нет.

– Как вас готовили к главному матчу сезона – валлийскому дерби?

– Очень просто – не выключали Sky Sports на базе. Там круглые сутки говорили о том, какой это важный матч и как его все ждут. Перед игрой к нам зашел президент клуба и сказал, что надо постараться. Ну мы и постарались.

Удаление нерва. Почему валлийское дерби разочаровало

Но меня все эти расклады в «Кардиффе» мало интересовали. После потерянного сезона в «Вест Броме» просто очень хотелось играть. 

Целый фланг, пешком через границу

– Играли вы чаще, чем в «ВБА», но дела у команды шли не очень.

– Дело отчасти в тренере. Малки Макай – отличный человек, но у него не было идеи. Он же бывший защитник, думал только об обороне. Например, на левом фланге полузащите у него играл Питер Уиттингем – отличный футболист, шикарная левая нога, но он не бежит совсем, а ждет штрафного или углового. Но ведь это же целый фланг!

Можно играть в лонг-болл, если в команде есть Питер Крауч, как в «Стоке». Но если впереди Одемвинги и Кэмпбелл, надо какую-то другую игру придумывать. Малки просил нас бежать вперед с мячом как можно дольше, чтобы заработать штрафной, и Уиттингем тогда шел его подавать.

Не понимаю, как на игре от защиты можно построить успешную команду? Можно только продержаться, цепляться за ничьи, минимальные победы. Футболисты в такой команде не будут прогрессировать.

– Но вы сейчас играет в «Стоке», который прославился не самым, прямо скажем, интеллектуальным футболом.

– Там все меняется. Наш тренер Марк Хьюз – бывший нападающий, он хочет играть в атакующей манере. Игроки вроде Нзонзи и Уолтерса мечтают пасоваться. Зимой «Сток» практически подписал технаря Джонатана Питройпу – мне кажется, это о многом говорит. Да и болельщики на встречах с командой просят побольше играть низом, держать мяч на земле, уходить от прежнего стиля.   

– Вы играли за сборную Нигерии на четырех Кубках Африки, ЧМ-2010 и Олимпиаде. Если дела в «Стоке» будут идти хорошо, есть ли у вас шанс поехать в Бразилию?

– На последний – победный – Кубок Африки я не ездил. Там была такая ситуация: товарищеская игра в Майами против Мексики, наш тренер Стивен Кеши собрал молодежь на просмотр. Микел, Мозес остались в Англии, а я пропустил перед этим три-четыре месяца, поэтому меня вызвали. Но у меня жена была на последнем месяце, нам предстоял матч с «Челси», поэтому я написал смс, что не смогу приехать. С тех пор с тренером контактов не было.

– Стивен Кеши вообще любопытный персонаж – выиграл Кубок Африки, потом решил уволиться из сборной, но в итоге передумал.

– Сейчас объясню: Нигерия не заняла первое место в группе и попала в плей-офф на Кот-д’Ивуар. Тогда федерация купила сборной билеты домой на следующий день после матча – все были уверены, что они вылетят. А они победили, потом выиграли турнир, и тогда Кеши психанул: я, мол, сейчас вам отомщу.

Но вообще это был странный турнир. В сборную не позвали меня, Мартинса, Тайво, а ведь мы играли за команду девять лет, летали по всяким руандам и нигерам, чуть ли не пешком переходили границы и ели всякую дрянь, жили в отелях без света и воды. После этого только и оставалось говорить – хорошо, что домой целым вернулся. Агахова, Олисе, Финиди – их тоже фактически выкинули из сборной. А такие карьеры должны заканчиваться с уважением. Надеюсь, моя закончится именно так.

Цымбаларь, Бышовец, сына

– В России у вас был неожиданный кумир – Илья Цымбаларь.

– Да, Илья всегда был моим любимым игроком. Я ведь в «КАМАЗе» не нападающего играл, больше в центре. У меня 10-й номер был, и нравились как раз атакующие полузащитники – Роберт Евдокимов, Олег Веретенников, Цымбаларь. Я его матчи за «Спартак» начал еще в Ташкенте смотреть – вместе с другом, который сейчас поваром в Москве работает. Так вот он с тех времен стал болельщиком «Спартака», до сих пор на матчи ходит, и все из-за Цымбаларя.

А я пытался ему подражать, развивать левую ногу, бить ей почаще. Мне еще с детства не нравилось, когда у футболиста мяч на нерабочей ноге, можно забивать, а он начинает перекладывать и упускает момент. Поэтому я очень много работал над левой, и мне даже тренер в Бельгии однажды сказал: ты не правша, ты левша. У меня с левой-то сильнее удар.

– Как-то вы сказали, что одним из лучших тренеров в вашей карьере был Анатолий Бышовец.

– Вот он как раз обожал атакующий футбол! Когда Бышовец давал установку на игру, надо было просто внимательно слушать – и все становилось понятно: как играть, откуда гол придет. Он тренер уровня большой команды. Просто в «Локо» тогда была сложная ситуация – все ждали возвращения Семина. Болельщики устраивали акции: этот плохой, этот плохой, никого не хотим, давайте только Семина. В таких условиях нельзя было нормально работать – ни Бышовцу, ни Рахимову, ни Маминову. А когда пришел Юрий Палыч, то и у него ничего не получилось.

– Тем не менее Бышовец уже семь лет сидит без работы. И для вас три сезона в «Локо» тоже оказались не лучшими в карьере.

– Честно говоря, у меня тогда, в 2007-м, не было планов переходить в Россию. Был план уйти из «Лилля». Тогда команду покинули почти все – Макун, Бодмер, Кейта, Бастос... Тренер Пюэль тоже ушел. Я не знал, что будет с клубом дальше. В запасе сидели хорошие ребята – Азар, Миральяс, Дебюши – но тогда они были еще незрелыми.

– Какие были варианты?

– В Лилль приезжал Бальдини, помощник Спаллетти, и приглашал меня в «Рому». В игре, которую он смотрел – дерби с «Лансом» – я забил три мяча. Меня позвали в Рим, но в чемпионате Италии был лимит, а у меня не было европейского паспорта. Причем не было по недоразумению: когда я уезжал из Бельгии в Лилль, мне оставалось прожить в стране год, чтобы получить бельгийский вид на жительство. Но тогда рядом не нашлось никого, кто бы подсказал – и мой переход в «Рому» сорвался. Мне и сейчас вот надо ехать в Лондон делать шенген просто для того, чтобы в Европу летать.

То же самое произошло с Саломоном Калу. Он четыре года отыграл в Голландии, ему чуть-чуть не хватало до гражданства, надо было всего лишь подписать контракт еще на год или полгода. Но он уехал в Англию, поэтому у него только паспорт Кот-д’Ивуара.

– Три года в России – потерянное время?

– Конечно, нет. Это отличный уровень, с Бельгией сравнивать даже смысла нет, да и Франция не лучше России, по-моему. Отдельные игроки, возможно, во Франции посильнее, но в целом это турниры одного уровня. Я, например, во Франции подтянул физику, а в России – технику.

Чемпионату России не хватает только хороших стадионов. Они должны быть заполнены, болельщикам должно быть приятно туда ходить, носить клубные цвета. А то иной раз смотришь матч чемпионата России и непонятно, чьи болельщики на трибунах сидят.

Скажем, моему сыну тесть купил сезонный абонемент на «Манчестер Сити». Это связь поколений: внук потом будет вспоминать не просто матчи, а то, что он ходил на них с дедом. Я не болельщик «Сити», но теперь уже не смогу быть к этому клубу совершенно равнодушным.

– У вашего сына будет не только сезонка «Сити», но и российский паспорт. Зачем он ему?

– Так у него же русская кровь. Как он вырастет, наверняка захочет съездить в Россию, посмотреть страну. Он с русской бабушкой видится в скайпе, я ему несколько слов по-русски могу сказать, называю его «сына». Это уже даже в «Стоке» знают – когда приезжаю на базу, все спрашивают: как там «сына»? 

У меня самого российский паспорт просрочен, придется по справке возвращаться, чтобы сделать новый. Причем лететь надо будет в Казань – я там до сих пор прописан. Когда я переходил в «Вест Бром», то прилетел в Англию прямо из Кореи, где был со сборной, потом вернулся в Россию всего на пару дней и не успел выписаться. 

– Вернетесь ли вы в Россию играть в футбол?

– Не исключено. Я и про Узбекистан бы подумал – там еще недавно играл Ривалдо, футбол явно поднялся в последние годы. В премьер-лиге мне осталось играть еще пару лет, а там посмотрим: Россия, Узбекистан, Дубай... Скорость-то у меня и после 35 лет останется. А то и, как Тотти с Мальдини, до 40 смогу доиграть.